Утро 24 июля встретило нас в Нижнем лагере ярким горным солнцем. На карте место располагалось примерно на высоте 2500 метров. За темной громадой соседней вершины светились четкие очертания трех белоснежных глав Белухи. Люди выбирались из палаток и застывали в благоговейном молчании перед прекрасной вершиной Алтая. Никто не спешил заняться бытовыми делами, все молились Великой Горе. Она казалась совсем рядом, хотя потом мы шли к ней не меньше шести-семи километров.

Мы поднимались к ней дважды, шагая группами среди немыслимо прекрасной природы, удивительно щедрой растительности. Поляны болиголова в низинах сменялись высоким разнотравьем на склонах, плантации дикого лука и щавеля (да, именно целые плантации) чередовались с участками тмина. В иных местах мы продирались через сплошные заросли золотого и маральего корня, на каменистых участках скользили по мясистым листьям бадана. Когда мы проходили кедровые рощи, над нами висели шишки, внизу лепились кусты с сизыми ягодами жимолости, еще незрелой смородины и кислицы. И всюду острова цветов, ярких, крупных. Это был мир восточных сказок; великолепный, пышущий жаром и свежестью каравай, только что вынутый из печи Бога.

Мы спустились к реке, через которую следовало перебраться, чтобы подойти к Белухе. Самые молодые и сильные, засучив трико, пробовали перейти поток вброд. Не тут-то было. Уже в полутора-двух метрах от берега становилось ясно, что белопенная вода снесет самого крепконогого. А преодолеть предстояло не меньше десяти метров. Мы исследовали реку вверх и вниз, нашли остатки прошлых переправ из срубленных лиственниц и кедров. Но весеннее половодье порушило эти городушки. Что делать? Рубить новое дерево? И тогда родилась идея. Виктор Андреев, молодой крепкий юргинец, столяр по профессии, обвязал себя веревкой, которую держали трое, и вошел в воду. Медленно, держась одной рукой за веревку, другой опираясь на посох, он стал двигаться к противоположному берегу наискосок. Он преодолел поток, привязал веревку к пню, чтобы можно было и остальным держаться за нее при переправе. Но мы не ограничились этим. Второй веревкой обвязывали каждого переправщика за пояс. Так и шли, руками перехватывая веревку вверху, а тело держала вторая веревка, которую тоже натягивали подстарховщики. Большинство устояло на ногах. Некоторые падали. Но ни один не выпустил веревку из рук, так что помощь подстраховщиков по существу не потребовалась.

Позже Люба Николаенко из Барнаула, опытная туристка, не раз бывавшая в горах Алтая, призналась, что с ужасом наблюдала за нашей переправой, которая не укладывалась ни в один туристский канон. А ведь переправлялись в большинстве своем те, кто проделывал эту операцию впервые в жизни.

Потом было движение по склону морены под углом в 60 или 70 градусов. Одно неверное движение - и человек несколько десятков метров будет катиться по острым камням. Местами двигались, прибегая к помощи рук, но ни один не сорвался.

Обозревая перипетии путешествия, совсем не хочу переоценить его трудности, иные официальные туристические маршруты много сложнее. Как раз наоборот, хочу подчеркнуть отсутствие ЧП при неоднократно складывающихся рискованных ситуациях. Ну вот одна из них, о которой я узнал уже позже в городе Т.

В то время как мы двигались по морене, одна из участниц экспедиции, оставшаяся в Нижнем лагере по причине своего слабого сердца, вдруг почувствовала непреодолимое желание догнать нас и побывать у Белухи. Недолго думая и не сообщив старшему группы, она двинулась по нашему следу. Отыскать его в примятой высокой траве оказалось несложно, и одинокая путешественница вышла к реке. Она сразу догадалась, что мы перешли поток, но ей и в голову не пришла мысль о страховке, об использованных нами веревках. Опоздавшая храбро вошла в воду. Она не дошла до середины, как поток подхватил и понес ее в сторону водопада. Ледяная вода, слабое сердце... И тогда девушка взмолилась изо всех сил: "Господи, сохрани мне жизнь, я еще слишком молода, чтобы уйти в другой мир. Сохрани мне жизнь, чтобы я могла еще потрудиться для Тебя". Примерно в таких выражениях молилась попавшая в беду, и внезапно она почувствовала, как чьи-то руки поддержали ее и вынесли на берег. Сознания она не теряла, но не видела никого. Обо всем этом "потерпевшая" и рассказала мне при встрече, спустя два месяца после случившегося.

А тогда мы прошли по морене и оказались у подножия Белухи, точнее у края серого ледника. Рукой подать до отвесной стенки другого ледника, белоснежного. Но видим расселины и щели в щебеночном слое, прикрывающем нашу ледяную плиту, видим реку, вытекающую из-под нее, и В.Н. не дает добро на движение дальше.

Каждый устраивается на каменных глыбах для созерцания и молитвы.

Вблизи Белухи творческая мощь природы ощущается еще сильнее. Хаотические нагромождения многопудовых камней словно только что выкатились из рук Бога-Отца. И тут же на них набросила свой узорчатый плат Богиня-Мать. Среди грубых камней то нежно желтеет крошечная лиственница, то пробивается диковинный цветок. Наворачиваются слезы.

Такие же слезы приходили многим во время созерцания снежных вершин Белухи. Они нам открылись здесь все пять. Самая высокая по форме напоминает Тибетский монастырь с плоской крышей. Если смотреть на ее снежный абрис ниже, вырисовывается голубой профиль лика, целующего снег. Фантазия? Но вглядись!

Белуха постоянно в тонком движении, которое во время молитвы и созерцания принимает различные формы. Каждый видит свое. Но вот на снежную вершину наползает облако. Оно принимает форму человека - голова, плечи, рука. Фигура как бы поворачивается к нам и в протянутой руке... загорается звездочка. Это уже не индивидуальный образ, это видят все. Кто-то скажет: коллективный самогипноз. Но спросите его, что такое самогипноз? Будьте уверены, что кроме повторения слова "само" он ничего толком не скажет.

Я уже говорил, что Алтай часто заставляет вспомнить картины Н.К.Рериха. На многих из них повторяется излюбленный мотив: белоснежная вершина в окружении других, бесснежных. И на склонах этих бесснежных гор словно бы фигуры в остроконечных шапках и длинных монашеских одеяниях. Они склонились ниц перед своей светлой соседкой. Этот сюжет увидит любой человек, наблюдая горы, окружающие Белуху.

Объяснение плотных и тонких феноменов, мне кажется, может быть одно: Белуха - один из главных центров Мировой Силы, формирующей тварный мир: камни, облака, растения, людей. Что касается самых тонких форм, то они недоступны нашему обычному зрению, а зрение духовное у всех разное. Потому одна и та же тончайшая индивидуальность может явиться кому-нибудь в облике русского, другому в образе монгольского или тибетского Лика.

Тем не менее, группа из сорока человек, исповедующих Агни Йогу, ощущала Белуху в основном как вершину православную. Почему?

Я думаю, потому, что высшие слои российской ноосферы населяют большей частью праведники христианские. Когда умирает монах-молитвенник за Россию, он не покидает ее пространства, но продолжает в ее небе молиться за дорогую страну. Может ли развоплотившаяся святая душа находиться в отравленной атмосфере городов и в селах с их пестицидами, эманациями рок-музыки и телепередач, которые витают в астрале современной деревни?

Небо Белухи мне представляется идеальным местом для отошедшей в мир святой души. Здесь красота, высота, озон. Отсюда, с этих торжественных вершин хорошо видна наша многострадальная, но непобедимая в своей святости Россия. Отсюда благодатнее всего за нее молиться.

Православие накопило большой пантеон святых людей. Но пантеоном они числятся только на земле, а в Тонком Мире - это страна живых душ, наших поводырей и пестунов, когда мы обращаемся к ним за помощью.

Родное Православие! Ты взрастило многих моих замечательных предков. Ты дало нам грамоту, архитектуру, музыку, законы семьи и общежития. Ты оберегало Россию от захватчиков и обманщиков. Я принял Учение Живой Этики, но не отказался от тебя, потому что люблю тебя как сын, почитающий отца своего. Всем сердцем я принимаю также Иисуса Христа, Богородицу, Сергия Радонежского. Я знаю, что некоторые священники раздражаются, когда кто-то связывает имена Сергия и Учителя, давшего Учение Живой Этики. Им хотелось бы, чтобы Христос принадлежал только им, чтобы Сергий молился только за крещенных по православному обряду.

Отче Сергий! Великая Душа - для россиян, Махатма - на санскрите. Я верю, что главное для тебя чистота, преданность и дела, которые человек творит во имя Единого Бога. И для тебя французский граф Сент-Экзюпери, которого по вероисповеданию и не знаешь, как назвать - христианином, теософом или розенкрейцером, - но который всю жизнь жил для людей и умер по-геройски за них, - этот аристократ-француз дорог тебе не меньше, чем русский граф Л.Н.Толстой, самомнительный, строптивый, не ладивший с церковью и с самим собой, но упорно карабкавшийся к вершинам Истины. И разве не близок тебе, Отче Сергий, темнокожий святой Индии, который отдал жизнь, чтобы привести свой народ к освобождению бескровно?

Авва Сергий, могу ли я считать, что православным может назвать себя всякий, кто самым дорогим на свете считает поиск правой, то есть истинной веры? Скажи, могу ли я в своих поисках обратиться к Джелаладдину Руми, к Лао Цзы и Шанкарачарье? Я всегда останусь верен тебе, России, ее народу и ее святым, но я хочу не только верить. Я хочу знать, понимать.

Так молился я, и, знаю, так молились другие участники экспедиции. На Белухе все время чувствуешь чье-то невидимое присутствие, чей-то взгляд, днем доброжелательный, ночью в какие-то минуты тяжелый. Когда мы расставались с Великой Горой, то обнаружили отсутствие одной из участниц похода. В.Н. выслал в разные стороны две поисковые группы с рациями. Они обыскали все соседние склоны и ущелья, неизменно докладывая в эфир - Свету (так звали пропавшую) не видим. И когда мы потеряли надежду и сделали вывод, что потерявшаяся могла отправиться в лагерь самостоятельно, вдруг по штабной рации раздался отчетливый голос - вижу Свету! В.Н. тотчас переспросил: "Кто видит? Ты, Андрей?" - "Нет, не я." - "Ты, Дима?" - "Нет". А через минут 15 мы увидели в бинокль движущуюся голубую точку. Света! Кто же передал сообщение по рации?