Часть вторая
Христианство Христа

Глава VI
Ветхозаветное наследие
в христианстве

После разрушения Иерусалима разрыв христианства с иудейскими традициями стал свершившимся фактом, и внутренняя связь христианства с иудейством распалась сама собою. Острота противостояния между иудеохристианами и христианами-эллинистами, последователями Петра и последователями Павла отошла в прошлое. С крушением престижа Иерусалима основы иудаизма уже не имели реального значения, и сохранение их в христианстве не влекло за собой признания всего иудейского мировосприятия. В результате актуальное некогда противостояние между ветхозаветным и новозаветным мышлением постепенно сменилось на противостояние в рамках уже новозаветного мышления, но теперь уже между сущностью и формой христианства, между его мистическим и профанным содержанием, между диалектиками и догматиками.

За христианами-мистиками было богатство всей восточной традиции, её таинства и мистерии, высочайшая греческая философия. За сторонниками же массовости и буквализма – лишь то, что веками с отвращением взирало на эллинский мир, а именно – ветхозаветный йахвизм.

С привнесением в христианство ветхозаветных атавизмов с епископальной церковью произошла удивительная метаморфоза. Догматизаторы этой церкви, оставаясь эллинистами, и так же, как и прочие эллинисты, проповедуя отмену Христом ветхозаветной обрядности, вознесли внешние формы жизни Иисуса (его воспитание в иудейской традиции, еврейское происхождение по матери и пр.) в ущерб сокровенному значению его Учения. Тo, что Иисус говорил только окружавшим его евреям, то есть на понятном им языке и с использованием строк из их же Писания, – догматики церкви приняли за признак национальной праведности. В действительности же этот народ был серьезно болен. Йахвизм, доктринально оформившийся, вероятно, за два-три века до рождения Иисуса, был использован его апологетами против естественного, врожденного человеческого качества взаимосотрудничества и кооперации. Какими бы историями ни были заполнены ветхозаветные книги, у каких бы народов эти истории ни были почерпнуты, йахвизм постарался из всех из них извлечь выгоду – самовозвышение "своих" за счет принижения "прочих". Такой подход совершенно противоречил Закону Природы. Абсолютизация какого-то одного рода, культивирование розни между родами противоречит единству и целостности мироздания. В Природе доминируют процессы созидания, а не разрушения. В противном случае мир давно развалился бы. Локальное преобладание процессов разделения и разрушения является исключением из правила, оно ограничено во вре-

мени и присуще только патогенным злокачественным образованиям, а в животном мире – миру паразитов. В целом же в Природе процессы противостояния и разрушения (разделения) допускаются только в силу общего эволюционного движения («плана») и лишь до тех пор, пока они не начинают преобладать над общим вектором созидания. Ведь даже на лесной поляне среди различных растений наблюдается не столько борьба за существование, не столько стремление уничтожить соседей, сколько взаимоподдержка и кооперация, подпитка слабых ради сохранения целостного здорового баланса. Только при нарушении природного баланса образуются раковые опухоли, подобные болотам и пустыням. Так, демонстрируя принцип сотрудничества, превалирование интересов целого над интересами части, ведут себя не только клетки человеческого тела, но и планета в Солнечной системе, Солнечная система в Галактике и т.д. Лишь раковая опухоль пожирает питающий её организм и уничтожает заложенное Природой энергетическое равновесие. Йахвизм как доктрина является разновидностью противодействия общеэволюционным процессам мироздания. Это объясняет, почему в понимании гностиков Ветхий Завет, постулировавший йахвистское разделение, и божество, его вдохновлявшее, воспринимались в апокалипсически-мрачных тонах.

Исследователей истории официальной церкви всегда озадачивало парадоксальное сочетание глухой ненависти к евреям – в этом преуспели и Восточная, и Римская церкви – с пиететом к Ветхому Завету и «богоизбранности» евреев ¹. Это один из самых щекотливых вопросов в христианстве, о котором обычно богословы стремятся не говорить.

В действительности, уже для многих ранних христиан, которые родились вдали от Палестины, были воспитаны в эллинских традициях, Ветхий Завет совершенно утратил или, вернее, уже не имел того духа и смысла, какой он имел во все времена для самих евреев. Немалую роль здесь сыграл и греческий перевод Писания (Септуагинта), выражавший, как было сказано ранее, фактически идеологию новой религии, адаптированную к эллинизму. Таким образом, в доктринальные основы христианства контрабандным путем, вопреки Учению Христа, проник иудаизм, причем в весьма гипертрофированном виде. Такой иудаизм, насильственно оторванный от исторических общинных условий иудейства, лишенный национального духа, приобрел в церковном христианстве особое,

«абстрактно-мистическое» значение. Еврейское Писание, утратившее на чужеродной эллинской почве свой первоначальный смысл национально-религиозной истории, теперь развернулось перед христианским мышлением символической поэмой вечного Богоискательства, которого там, за исключением текстов отдельных пророков, не было и в помине. Ведь сама принадлежность к семени «богоизбранных» и совершённое обрезание делали излишним какое-либо Бого-искательство. Церковные экзегеты, вытесненные из недоступной им области мистицизма «языческого» мира, будучи за свои поверхностные знания в сакральных науках постоянным предметом насмешек как со стороны «языческих» философов, так и со стороны христиан-гностиков ¹, вынуждены были весь пыл своей нереализованной религиозной энергии обратить на оболочку символов. К сожалению, среди этих внешних символов центральными оказались как бы уже отвергнутые символы иудаизма. Как это бывает при создании любой ритуалистической религии, то есть когда внутреннее содержание подменяется внешним замещением, догматизаторы постарались насытить буквальное значение непонятных им ветхозаветных образов аурой особой святости. В результате разрушенный римлянами Иерусалим, переставший к этому времени быть реальным понятием национальной столицы иудейства, для христиан обратился в метафизический символ неземной отчизны человеческого духа вообще; Сион, земля иудейского обетования – оказался достоянием общечеловеческой мистики, превратился в туманные грезы о мире ином; поэзия национально-ориентированных древнееврейских псалмов вдруг обнаружила выражение всяческих порывов общечеловеческого духа к Неведомому, собрав всю мистику мировой тоски ². И наоборот, лучшие достижения античного мира, которые традиционно отвергала ветхозаветная заносчивость, были оклеветаны и принижены. В результате как ветхозаветное, так и античное наследие в представлении христианских теологов стало больше напоминать мир искаженного зазеркалья. Малое и еле просматривающееся стало видиться большим и цветущим, а огромное и прекрасное – мелким и примитивным.

Д.Д.Данн показал, как происходила доктринальная подмена идеалов древнего христианства на текстологическом уровне: «Столкнувшись с реальной угрозой того, что маркиониты и вален-

тиане "приберут к рукам" Павла, они (отцы церкви) должны были продемонстрировать в споре его ортодоксальность (как они её понимали. – А.В.). Но в реальности получилось так, что использовать Павла для защиты ортодоксии они могли лишь искажая его в большинстве этих вопросов...» ¹.

Последователи христианства Павла заявляли, что отстаивают истину, невзирая на отдельные авторитеты так называемых «апостольских церквей» , ибо Павел в Послании Галатам тоже писал:

«Пытаясь опровергнуть...(антидиктаторское) истолкование этого отрывка, – пишет Д.Д.Данн, – Ириней и Тертуллиан отвергли обычное его прочтение и следовали редкому вариантному чтению, опускающему отрицание:

Другими словами, – делает вывод Данн, – с этим истолкованием они (Ириней и Тертуллиан) могли построить свое утверждение о том, что Павел в конце концов подчинился авторитету иерусалимских апостолов...

Отцов (церкви. – А.В.), – продолжает Данн, – обычно поражала сила контраста, проводимого Павлом между (ветхозаветным. – А.В.) Законом и Евангелием... Они были готовы идти на любые экзегетические средства, сколь бы натянутыми те ни были, чтобы предотвратить истолкование Павла в маркионовском (антиветхозаветном и антииудейском) смысле» ². Кирилл Иерусалимский, например, объявил, что Павел будто бы, наоборот, был гонителем христианства только до тех пор, пока не понял, что оно не отменяет, а исполняет ветхозаветный Закон. Пелагий доказывал, что Павел написал свои послания, чтобы показать своё согласие с законом Моисеевым. Но много чаще использовалось доказательство, будто Павел понимал Закон как наставника, ожидающего прихода Христа. ³

«Короче говоря, – резюмирует Данн после приведенных им примеров, – во всех этих важных моментах спора между гностицизмом и возникающей ортодоксией Отцы могли сохранить Павла в рамках великой Церкви лишь путем неправильного его толкования» ¹. Другими словами, то, что не удалось в посланиях Павла подделать текстуально в более ранние времена, впоследствии было извращено с помощью толкования. «Лишь с Иринея (Лионского), – отмечает Данн, – ортодоксия стала предпринимать решительные усилия к тому, чтобы вырвать богословие Павла из рук еретиков. Но при этом вырисовывался Павел Пастырских посланий (откорректированных или скорее написанных после смерти Павла) ² и Деяний (апостолов. – А.В.). Павел, противостоящий ереси силой церковного Предания, с готовностью признающий авторитет Двенадцати (апостолов), не знающий разрыва с Иерусалимом. Павел, чья антитеза (ветхозаветного. – А.В.) Закона и благодати (Откровения. – А.В.) была приглушена, а центральное учение об оправдании благодатью через веру еле заметно. "Цена, которую должен был уплатить апостол язычников (Павел), за право остаться в Церкви, состояла в полном отказе от своих личных особенностей и исторического своеобразия" (Бауэр. Orthodoxy, p.227)» ³.

Если хоть в какой-то мере допустить, что за Священными Писаниями при их создании стояло нечто большее, нежели только человеческий гений, возникает вопрос о том, почему Священные Писания даются в конкретное время, конкретному народу и на конкретном языке. Что можно сказать в связи с этим о христианстве, особенно учитывая, что, согласно нашей концепции, оно появилось лишь через сто-двести лет после распятия Иисуса и сопровождалось быстрым отпадением от эллинистического христианства иудеохристиан? Новый Библейский словарь, например, отмечает, что «экстравагантные гипотезы, согласно которым всЕ Евангелия и часть Деяний апостолов были переведены с арамейского (т.е. что были написаны на родном языке апостолов. – А.В.), не находят

широкого признания среди исследователей... Павел пишет на греческом языке... Различия в стиле Посланий к Ефесянам, Тимофею, Титу и Филимону столь существенны, что многие решили, что они принадлежат не Павлу... Послание к Евреям написано на очень изысканном греческом языке человеком, хорошо знакомым с трудами (греческих. – А.В.) философов» ¹.

Мудрецами Востока о явной неслучайности языков, на которых давались Учения в различные эпохи (Веды, Авеста, буддистские шлоки, Новозаветные заповеди и др.), говорится:

Иногда полагают, что Поучение дается на том языке, который ближе получателю, но такое пояснение недостаточно. Нужно наблюдать причины во всей их полноте. Ничто не бывает случайно. Получатель Учения не случаен, и язык избран по надобности.

Можно видеть, как Наставления давались на разных языках, и всегда эти условия соответствовали важным обстоятельствам, которые имели и мировое значение. Так, язык, на котором дается Учение, – своего рода дар известному народу. Не подумайте, что тем самым Учение теряет мировое значение. Каждая истина общечеловечна, но каждый период имеет свое задание, и каждый народ имеет свою обязанность" (Надземное, § 468) ².

На каком же языке было дано Учение Христа? Мы знаем, что древнейшее наставление, называющееся «Веды» , было получено на заре человечества так называемыми ариями (совершенными) и что оно в той или иной мере до сегодняшнего дня определяет духовные начала иных мировых учений. Учение Будды было произнесено на языке северных индусов, и именно им было уготовано стать учителями Пифагора, Платона, Дария Гистаспа, Александра Македонского и других величайших мыслителей и реформаторов человечества. Именно один из царей династии Мориа, через три века после смерти Будды, объединил индийские разрозненные царства в единое мощное государство и разослал буддийских монахов во все концы мира для распространения Дхармы (законоположеннос-

ти бытия) и основанного на ней Учения Будды. Один из легендарных Зороастров принес персам обновленное Учение Заратуштры, и через несколько веков после этого персы образовали одну из первых мировых империй, распространяя свою религию на громадные пространства. Надо думать, что в основании расцвета цивилизаций Древней Индии, Древнего Египта, Шумера, Древней Греции, Древнего Китая и архаичной Америки лежали соответствующие Священные Писания, данные на языках создавших эти блестящие цивилизации народов. Даже Библия сообщает, что культура израильтян после получения Законов Моисея поднялась на невиданный до сей поры уровень, обеспечив по сути формирование нового этноса – еврейского народа. То есть религиозное Учение, данное на языке соответствующего народа, становилось одновременно и мощнейшей побудительной силой для грандиозных социальных преобразований, способствовало благоденствию, процветанию и культурному возрождению. Но тогда спрашивается, если считать христианское учение прозвучавшим на еврейском (или арамейском) языке, почему же после этого через два столетия евреи вместе со своим государством практически исчезли с исторической арены и вместо того, чтобы по общеисторическим законам стать ведущим культурообразующим фактором новой эпохи, превратились в изгоев и париев, ненавидящих Учение, которое стало основой нового мира и которое было дано на их родном наречии? В великой христианской цивилизации, возникшей на достижениях античного мира, не обнаруживается ничего созидательного от этноса, которому, казалось бы, было передано Учение, легшее в основание этой самой цивилизации. Вместо этого мы видим талмудические оковы, реакционный национализм и судорожные попытки сохранить остатки богоотвергнутого народа. Как же так? Безусловно, нельзя игнорировать приход Иисуса именно в еврейском народе и заметное, хотя и специфическое, присутствие представителей еврейского народа на различных этапах эволюции христианской цивилизации. Но разве это присутствие является доминирующим и разве ему, а не собственным народам Рим и Византия обязаны своим могуществом и процветанием?

Не на греческом ли языке и не спустя ли годы после смерти исторического Иисуса было дано миру новое Учение? Не являлись ли язычники-эллины, чуждые ветхозаветной доктрине, именно тем кругом, в котором и прозвучало христианское Откровение? Не было ли ими получено Откровение именно на своем родном языке, который записывающий не просто знал, но на котором, прежде

всего, мыслил? ¹. Ведь сколько бы человек ни знал языков, мыслит он обычно в идиомах родного наречия ².

Вот что говорил Адольф Юлихер ³ о творчестве неизвестного автора, явно не еврея, так называемого теолога-Иоанна, написавшего Четвертое Евангелие. (Заметим, что так называемые иудаизмы Павла, о которых говорит Юлихер, – результат поздних церковных вставок).

С другой стороны, однако, он облегчает читателю возможность представить себе вознесенного Христа торжественно восседающим одесную Отца и в то же время наполняющим сердца верующих. По учению Иоанна, воскресши, Христос оставляет на земле Своего заместителя – Параклета ¹, небесного духа-помощника. Хотя Параклет не будет ничего черпать из себя, а получит все от Сына, он все же является принципом прогресса, так как он будет провозглашать в свое время то, что Христос изначала не счел нужным сообщить человечеству. Идея эта имела громадное значение; она оправдывала все дальнейшее развитие христианства в будущем, приспособление его к новым истинам. С точки зрения неизвестного автора разбираемых произведений (Иоанна), исторический Иисус, т.е. Иисус синоптических евангелий, не сказал еще последнего слова откровения (т.е. передача учения Нового Завета еще не завершилась эпохой исторических апостолов и продолжается новыми авторами. – А.В.). Эсхатологических тенденций (о последних временах. – А.В.) у Иоанна не замечается; время исполнения пророчества (о Втором Пришествии Христа. – А.В.) наступило уже в данный момент для всех обладающих Христом; это завершение, как нечто духовное, как полное слияние с Богом – «лицезрение Бога» , не связано ни с ка-

ким определенным местом: вера и надежда здесь почти совершенно сливаются воедино.